«Почему у вас так скучно‚ где музыка?» — первая фраза‚ которую произнесла актриса Алена Бабенко‚ когда приехала на фотосессию для нашего новогоднего номера. Через пару минут на съемочной площадке уже играл драйвовый трек‚ а Алена (до этого‚ кстати‚ четыре часа простоявшая в пробке) как ни в чем не бывало прыгала‚ танцевала и бежала вслед за случайной прохожей‚ выделывая за ее спиной смешные па. Жизнелюбивая и непосредственная‚ харизматичная и невероятно талантливая‚ самая стильная «пацанка» российского кино рассказала в интервью «K&З» о роли случая в жизни‚ фантазии и самой ценной красоте…

Екатерина Фадеева («Красота & здоровье»): Недавно в «Гоголь-центре» вышел спектакль Владимира Панкова «Двор», в нем вы играете дворовую заводилу. Каким было ваше детство?

Алена БАБЕНКО: Очень похожим, я действительно была заводилой, мне, как Буратино, во все нужно было влезть. И, конечно, родители меня ругали, потому что могла исчезнуть с концами, поехать в другие районы, чего категорически не разрешалось. Впрочем, развлечений хватало и рядом с домом: гаражи, помойка, хоккейная коробка, булочная, квас и нескончаемая советская стройка!

«К&З»: Расскажите про свой двор...

А. Б.: Мой двор — это была Вселенная. Там, а еще на кухнях, проходила вся наша жизнь. Во двор приходили и мамы, и папы, и дедушки, и бабушки, и девицы, и тетки какие-то, и хулиганы, каждый со своей историей. Володя Панков совершенно верно выбрал музыкальный репертуар того времени — песни Пугачевой, Антонова, итальянскую эстраду, французскую, тогда только появлялась Патрисия Каас… И через музыку показал эту многоголосицу. Я в спектакле пою песни Каас, чему несказанно рада, потому что обожаю петь, но нечасто удается в кино и на сцене. И при этом у моей героини интересная драматическая история…

«К&З»: Вспомните самые любимые игры из детства?

А. Б.: Казаки-разбойники! Зимой, когда крыша гаража покрывалась льдом, у нас появлялось новое развлечение: перепрыгнуть с одной скользкой крыши на другую — ужас! Летом мы втихаря тащили из дома картошку, разводили костерчик за свалкой, чтобы родители не видели, и пекли ее. Закапывали «секретики»: вырывали ямку, на дно укладывали ценность — цветочек, фантик, сверху — цветное стеклышко, и все присыпали землей. А потом попробуй найди! В подвале у нас был целый вокально-инструментальный ­ансамбль, мы там, став постарше, репетировали. На чердаках и крышах на гитаре играли. Один раз папа меня снизу увидел — скандал был страшный!

«К&З»: Родители сильно наказывали?

А. Б.: Да, и ругали, и отшлепать могли. Хотя, если бы мне такого ребенка, как я, не знаю, что бы с ним сделала. Это же невыносимо, все время какие-то сюрпризы! Я и сковородки жгла — забывала выключить плитку, и разрезала новые шторы — делала из них кораблики. Как-то родители купили румынскую стенку «Дана», а к ней стол и шесть стульев. Ко мне пришла подружка, и мы с ней один стул дружно разнесли в щепы. Хотя больше всего я получала, когда поздно возвращалась. Строго в восемь часов нужно было быть дома. А мне хотелось ну еще немножечко, ну еще чуть-чуть. Чуть-чуть перерастало в час, два, а мобильных телефонов в то время не было… Конечно, родители переживали.

«К&З»: Когда вы отправились на прослушивание в МХТ им. Чехова, мама с папой не возражали?

А. Б.: После всего, что я творила, моя попытка стать актрисой их совсем не испугала. Тем более такая возможность — не нужно было никуда ехать, театр сам приехал ко мне в Томск, где я тогда училась в ТГУ на факультете прикладной математики и кибернетики: существовала такая программа поиска молодых талантов. К прослушиванию я не готовилась, ничего не учила. Накануне начала читать книжку братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу», и один из отрывков особенно запомнился, перечитала его разок и пошла. А суть в том, что в нем много персонажей, и я, как в японском театре, говорила и за маму, и за папу, и за бабушку, и за детей, и за подругу, и в этом, видимо, члены комиссии и усмотрели мой талант. Я всем придумывала особые интонации, характерные черты. Меня похвалили и посоветовали ехать в Москву, поступать в Школу-студию МХАТ.

«К&З»: Но вы так и не поступили?

А. Б.: Я послушалась совета, поехала. Несмотря на внешне боевой характер, внутри я всегда была робкой, стеснительной, и участие в конкурсе оказалось для меня катастрофой... Увидеть множество красивых талантливых людей с гитарами, выступающих прямо здесь, перед зданием приемной комиссии, — это окончательно понизило мою самооценку. Не помогли даже розовые замшевые туфельки и голубое клетчатое платьице, взятые у подруги напрокат, — своей красивой одежды у меня не было. Я зажалась, расстроилась и уехала восвояси, опять учиться в Томск. Но искусство все равно меня привлекало — все годы учебы я активно играла в студенческом Театре миниатюр.

«К&З»: Вас всегда окружало много мифов. Согласно одному из них, во ВГИК, на курс Анатолия Ромашина, вы поступили не без помощи первого мужа, режиссера Виталия Бабенко…

А. Б.: Нет, никакого блата не было. Просто у Виталия снималась жена Анатолия Владимировича — Юля, так мы познакомились с Ромашиным. Он мне и сказал: «Попробуй». После замужества я много лет сидела дома и решила рискнуть — больше из желания доказать себе, что могу. Получилось. Я вообще против решения вопросов по знакомству. Когда Никита (сын Алены Бабенко. — Прим. ред.) поступал во ВГИК, тоже никого ни о чем не просила, потому что неудобно, неправильно.

«К&З»: Прошло десять лет с момента выхода фильма «Водитель для Веры» — именно после его премьеры вы проснулись знаменитой. Как считаете, в чем секрет его успеха?

А. Б.: Мне кажется в том, что Павел Григорьевич Чухрай одним из первых показал трагизм советской государственной системы не в целом, а через одного человека — мою героиню Веру. Снаружи все красиво: оттепель, парады и красивые платьица, а если чуть копнуть, мы видим искалеченную судьбу девочки, которая, даже будучи дочерью большого генерала, становится жертвой системы.

«К&З»: Правда, что для создания походки Веры Павел Григорьевич Чухрай подложил вам камушек в сапог?

А. Б.: Нет. Хотя и он мне подсказывал, и мой партнер Игорь Петренко, но в итоге я сама нашла эту походку, где-то ее подсмотрела. Даже придумала историю болезни Веры, выписывала на бумажки свои мысли на этот счет и бегала с ними к Павлу Григорьевичу советоваться. Только на все мои замечания он отвечал без энтузиазма: «Может быть», «Ну не знаю», «Не обязательно»… Тот самый случай, когда мастер точно знает, что он хочет, как он хочет — и больше никак. И такому режиссеру веришь. Тем более что он писал героиню с реально существующей женщины.

«К&З»: Какой тип работы вам ближе — когда режиссер ставит конкретные задачи или когда идеи исходят от актера?

А. Б.: Мне нравится и так и так. Я не люблю только, когда режиссер не совсем понимает, что он делает, настаивает на этом и никого не слушает. В процессе вы, возможно, и придете к оптимальному решению, но для меня это неприятная работа.

«К&З»: Бывает так, что благодаря вашему мнению ­меняется суть сцены или целого образа?

А. Б.: Бывает всякое! Недавно я снималась для проекта Первого канала «Мурка», режиссер — Антон Розенберг, продюсер — Джаник Файзиев. Я играю энкавэдэшницу Соню, которая из Москвы заслана в Одессу, чтобы вскрыть банду. История имеет некоторые параллели с реальными событиями, но это не документальное кино, а кино в жанре, оно дает больше свободы в художественном вымысле. Тем не менее когда я впервые получила сценарий и увидела имя своей героини — Соня Гертнер, — решила проверить, а нет ли в истории персонажа с таким именем. Оказалось, Соня Гертнер — одна из самых жестоких женщин в мире, она даже придумала свой способ пытки! При этом моей героине жестокость несвойственна, наоборот, она сама много пережила, ловила банды преступников, сидела в тюрьме, ее пытали. Я пришла к режиссеру и говорю: «Надо что-то делать. Либо меняем образ, делаем мою героиню мучительницей, либо выбираем другое имя». В итоге мы поменяли фамилию. Хотя фильм и художественный, знатоков истории эта деталь наверняка бы смущала.

«К&З»: В этом году вам посчастливилось дважды поработать с иностранными режиссерами — ирландцем Джонни О'Рейли, снявшим фильм «Москва никогда не спит», и польским мастером Вальдемаром Кшистеком, автором картины под рабочим названием «Фотограф». Как вам опыт?

А. Б.: Было очень интересно! Вальдемар Кшистек мне чем-то напомнил Павла Григорьевича Чухрая — он тоже снимает личную историю, исследуя при этом несколько исторических эпох. В фильме соединено два времени — военное, когда наш гарнизон стоял в Польше, и современное. Моим партнером был Марат Башаров, а на недавнем Гдыньском фестивале — главный польский киносмотр — я получила приз за лучшую роль второго плана!
Джонни О'Рейли меня потряс тем, что, не будучи жителем Москвы, умудрился написать правдивую историю о нашей ночной столице, бесконечно бурлящей, сумасшедшей. Он сделал музыкальный, ритмически точно выстроенный сценарий, где много юмора, понятного русским. Джонни постоянно советовался с нами, «откатывал» на нас шутки и разговорные обороты. В фильме я играла в паре с Юрием Стояновым, исполняла роль его любовницы, и в одной из сцен должна была произнести некое клише, типичную фразу из голливудского кино, что-то вроде: «Ты уверен, дорогой?» С нашей подачи оборот заменили, потому что мы в России не говорим в повседневной речи «дорогой», «милый».

«К&З»: Эдит Пиаф, которую, все мы знаем, вы очень ­любите, как-то сказала: «Даже телефонный справочник можно спеть так, что весь зал будет рыдать». А к актерскому мастерству это применимо? Может ли изначально не самый сильный материал заиграть в руках одаренного актера?
А. Б.: Парадокс, но это так. Возьмите ресторанное меню и дайте Валентину Иосифовичу Гафту прочесть. Мы как минимум умрем со смеху, а если он захочет — заплачем. Я в это верю, и в этом есть азарт. Поэтому у меня интерес к разным ролям. Не понимаю актеров, которые говорят: материал слабый, поэтому я плохо играю. Играть талантливо можно всегда!

«К&З»: Есть роли, о которых вы мечтаете?

А. Б.: Я бы с удовольствием снялась в костюмном фильме. Мне интересны Средние века и будущее. XIII– XIV век — это платья с завышенной талией, все тонкие, субтильные, даже космические... Такая немного игра в Брейгеля. Или фантастический фильм: летающие машины, блестящие обтягивающие комбинезоны, странные прически — фантастику с детства обожаю. И, конечно, моя бесконечная любовь к пению заставляет меня мечтать о мюзикле. Если еще и в стиле 30-х годов — просто улет!

«К&З»: Что вам ближе — кино или театр?
А. Б.: Театр — мой дом, база, школа. Без кино я бесконечно скучаю, из него пришла в театр. Люблю магию изображения, мыслю картинками и даже на сцене иногда репетирую так, как будто мы снимаем фильм. Выстраивать последовательную схему происходящего, как это делают театральные актеры и режиссеры, не умею, я не логик совершенно.

«К&З»: Несмотря на математическое образование?
А. Б.: А как это связано с математическим образованием? Мне кажется, это стереотип, что математики более склонны к логике, чем гуманитарии. Нет, своя логика может быть и в театральном, и в киноискусстве, и в живописи, и в физике. Все равно самые важные и интересные вещи сами тебе в голову приходят, безо всякой логики.

«К&З»: Это еще озарением называют…
А. Б.: Да, и его, кстати, легко потерять. Если ты проснулся в четыре утра от озарения, но не встал и не записал свою мысль, ты ее потерял навсегда. Страшное дело! Поэтому я стараюсь всегда носить с собой клочки бумажек и на них все записывать, да и ночью не лениться, если вдруг идея придет. Не могу сказать, что хорошо получается, но стремление есть.

«К&З»: Чего больше всего не терпит ваша профессия?
А. Б.: Актерское ремесло — субстанция легкая и неуловимая, она не терпит суеты. Скажем, находясь на киноплощадке и чувствуя, что осталась одна сцена, радостно звонишь домой и говоришь: «Скоро буду!» После этого летят приборы, течет грим, загорается костюм — случается все что угодно, но ты ни за что не попадешь домой, как планировала. Поэтому о времени на площадке запрещено говорить. А в театре беготни еще меньше. Мне пришлось чрезвычайно трудно в первое время, я не понимала, как это можно — два-три месяца одну роль репетировать. Потом уже прочувствовала «кровь театральную». И для меня мой режиссер Галина Борисовна Волчек — идеальный пример служения искусству без суеты. Женщина, которая всю жизнь посвятила театру и только театру, исключив не то что другие проекты, даже личную жизнь! Такое истинное служение крайне редко встречается в наше время.

«К&З»: Помните тот счастливый момент, когда вас позвали в «Современник»?
А. Б.: Это был огромный сюрприз и большое счастье. Я отдыхала с сыном у себя на родине в Кемерово — гостила у родителей, и вдруг раздался звонок из «Современника» с приглашением сыграть Машу в «Трех сестрах». Первым рейсом я прилетела в столицу и в тот же вечер уже репетировала. Через пять дней сыграла спектакль. До сих пор у меня трепещет сердце перед выходом на сцену именно в этой роли…

«К&З»: Для вас было неожиданностью, когда сын решил стать оператором?
А. Б.: Я бы так не сказала. Он еще в школе начал снимать и на компьютере что-то монтировать. Как-то, глядя на его работы, я обмолвилась: «А может, тебе оператором стать?» Мне всегда казалось, что это правильная профессия для мальчишки — и творческая, и техническая одновременно. То есть даже подтолкнула его, получается.

«К&З»: Вы строго воспитывали Никиту?
А. Б.: У меня сын — подарок! Я даже не помню, чтобы он делал что-то, за что можно ругать. Повышать голос в принципе не приходилось — мы всегда обо всем договаривались. К сожалению, виделись не так много. Я в то время училась в институте, и наши встречи были короткими и сладостными. Чтобы не потерять с ним связь, я устраивала беседы перед сном, хочешь спать, не хочешь — должен пообщаться. Все начиналось с простых вопросов о том, что тебе кто-то сказал, а что ты ответил, а потом перерастало в такую душевную беседу, что ребенок тряс меня, засыпающую, и говорил: «Ну давай, мама, спрашивай дальше! Поэтому я всегда знала, что у него болит, о чем он переживает, что его расстраивает, а что радует. И тогда еще поняла, что с ребенком не обязательно проводить 24 часа в сутки, но вот это маленькое время, чтобы поболтать, всегда нужно уметь найти.

«К&З»: После женитьбы сына удалось сохранить с ним близкую связь?
А. Б.: Безусловно, сейчас у нас уже нет такого контакта. И это нормально. У него свое пространство, он должен в нем осваиваться, рядом с ним другой человек, который теперь для него самый близкий. Мы все равно дружим. И наши отношения, мне кажется, уже переросли родительско-сыновние и стали больше цеховыми. У нас бывают прекрасные вечера, когда мы собираемся теперь втроем, вчетвером и говорим о кино, поскольку мы все в одной профессии, жена Никиты — режиссер-документалист. Я ругаю ребят за то, что они максималисты, хвалю за острый глаз, мы спорим.

«К&З»: Какое качество вы считаете главным для актера?
А. Б.: Умение наблюдать. Каждый день нужно наполнять свою копилку впечатлений. Ходить с постоянно распахнутыми глазами трудно, но, когда ты включаешься в работу над ролью, мозг сам выхватывает нужное.

«К&З»: Поделитесь вашими последними наблюдениями?
А. Б.: Осенью мы отдыхали на море, и я обратила внимание на одну звезду. Она напоминала мне черепашку, которая никак не может смириться со своим возрастом. Объемная шляпа, выразительные очки на пол-лица, купальник с цветастым парео, подходящее скорее молодой девушке, накладные ногти и босоножки на толстом дурацком каблуке, которые выдавали, что ей просто неудобно ходить на шпильке. Она и плавала в этих очках и шляпе. Вроде бы хотела спрятаться в футляр, но футляр яркий, заметный. Смешная и трогательная, при этом голову она держала чуть набок, что выдавало ее юношескую застенчивость. Думаю, где-нибудь обязательно использую этот образ.

«К&З»: Каково вам с такой яркой, эффектной внеш­нос­тью играть роли хромоножек, обиженных судьбой, не очень красивых женщин?
А. Б.: Я рада, что мне достаются характерные роли. И потом, не понимаю, что значит играть красивую женщину? Если нет внутренней наполненности, образ пустым получится, как бы ни постарались гример, костюмер и матушка-природа.

«К&З»: Что для вас красота?
А. Б.: Красота для меня — скорее нестандартность. Я люблю запоминающиеся лица. Например, одна из моих любимых персон — Тильда Суинтон. Когда она появляется на экране, мне все равно, кто рядом с ней, я не могу оторвать от нее глаз, такая она необыкновенная. Не могу сказать, что она для меня актриса со сверхспособностями, но лицо у нее потрясающее. Или взять других голливудских актрис, которые считаются эталонами красоты, — они совершенно неинтересны. Слишком правильная красота скучна. В лице должно быть свойство отличаться, печать особенной природы.

«К&З»: Какой у вас идеальный сценарий посещения ­салона красоты?
А. Б.: Быстро и по делу. Мне нравятся массажи — спортивные, восточные, люблю пробовать все новое. Идеальный вариант — начать с расслабляющего массажа, а после пойти на маникюр или к косметологу. Либо вместо массажа сделать аппаратную про­цедуру, скажем LPG. Проводить в салоне больше двух часов я не могу — у меня начинает болеть голова, хочу сбежать на свежий воздух.

«К&З»: Как ухаживаете за лицом?
А. Б.: Периодически хожу к косметологу — несколько раз в год делаю чистки, порадовали результаты биоревитализации, нравятся кислородные коктейли. У меня некапризная кожа, поэтому кремы меняю часто и всегда прислушиваюсь к советам подруг, если появилась новая маска — непременно попробую. В последнее время ввела в обиход всевозможные концентраты: они моментально оживляют лицо, хорошо восстанавливают в съемочный период. Раньше делала маску по рецепту гримеров из театра «Современник»: нужно смешать в одинаковой пропорции три отечественных питательных крема: «Янтарь», «Вечер» и «Люкс». И каждый вечер после снятия грима наносить на 15 минут. Получается такая жирнющая маска, она отлично работает на сухой коже.

«К&З»: Как снимаете стресс после выступлений и съемок?
А. Б.: Для меня лучшее лекарство — вода. Душ, солевая ванна, бассейн, сауна. И не потому, что я «водный» человек, а просто это правда помогает. Если нет времени принять ванну, ограничиваюсь душем: горячим, холодным или контрастным. Смываю с себя все напряжение и становлюсь как новенькая.

«К&З»: Правильного питьевого режима придерживаетесь?
А. Б.: Да, воды пью много. У меня в театре даже есть своя привычка, которую знают все: я прихожу, и мне сразу несут теплую воду с лимоном. Иногда добавляю в нее чуть-чуть сахара. Пока репетируем, уходит литровая бутылка и целый лимон.

«К&З»: Спортом занимаетесь?

А. Б.: Без спорта не представляю своей жизни. Люблю растяжку, балет, а плавать меня учит мастер спорта по водному поло Денис Денисов. Муж привил мне абсолютную любовь к теннису, а проект Первого канала «Ледниковый период» — к конькам. Еще мечтаю освоить виндсерфинг.

«К&З»: У вас отличная фигура, кажется, вы никогда не поправлялись. На диетах, наверное, не приходилось сидеть?

А. Б.: Практически нет. Дело в том, что я малоежка. Мне нравится пробовать новое, я хожу в рестораны и во время застолий не скучаю с капустным листом. Но чтобы наесться, мне надо чуть-чуть, как воробышку. (Смеется.) Я стараюсь не употреблять фастфуд, а полезных фруктов и овощей есть побольше. Мой любимый напиток, особенно сейчас, в сезон простуд, — чай с имбирем, лимоном и медом.

«К&З»: Как предпочитаете встречать Новый год?

А. Б.: Поскольку мой муж (супруг Алены Бабенко предприниматель Эдуард Субоч. — Прим. ред.) связан с туристическим бизнесом, мы на Новый год традиционно уезжаем на море. У нас каждый раз новая компания, новое направление, и мне нравится ждать свежих впечатлений и сюрпризов. А вообще я мечтаю как-нибудь встретить Новый год в Финляндии и увидеть северное сияние. С детства обожаю сказку «Снежная королева» и всю жизнь хочу попасть в такие декорации, в снега, к северным оленям. Наверное, это сибирские корни во мне говорят. (Смеется.)

«К&З»: Если ваш супруг связан с туризмом, наверное, все поездки четко планируете?
А. Б.: Как раз наоборот, нам нравится спонтанность! Мы никогда ничего не планируем и не возвращаемся в одно и то же место несколько раз. Я бы не могла купить где-нибудь в Европе квартиру и ездить туда, как на дачу, как некоторые делают. Мой идеальный отпуск — прилететь на место, взять машину — и вперед, к приключениям!

«К&З»: В жизни тоже цените элемент неожиданности?
А. Б.: Обожаю приятные сюрпризы — это мой адреналин. Очень нравится, когда в отношениях есть фантазия: романтические глупости, непрактичные подарки. Знаете замечательный американский фильм «Бесконечная история» — про то, как вдруг начинает разрушаться мир фантазии. И маленький мальчик силой своего воображения его спасает. В детстве мы все умели фантазировать, куда же девается это умение, когда мы вырастаем? В какой момент мы становимся такими скучными, взрослыми? Трудно поддерживать в себе огонек детского воображения, непосредственности, но я стараюсь это делать. Так жизнь становится ярче и интереснее!