Начало этого года выдалось для Виктории Толстогановой активным. Выход альманаха «Очень женские истории», где она снялась в новелле талантливой Натальи Меркуловой. Премьера «Папы» в «Современнике», куда ее пригласила еще сама Галина Волчек. Но даже в этом напряженном графике актриса нашла время, чтобы поговорить о серьезном: взаимоотношениях с близкими, страхе старости и вечной любви.
В марте выходит проект «Очень женские истории»: вы играете в новелле Натальи Меркуловой «Сестры». Расскажите об этом проекте. Почему эта история «очень женская»?Во‑первых, потому что у нас физически ни одного мужчины на площадке не было. Вся команда — женщины, и в этом плане это, наверное, первый такой мой опыт.Наша история очень камерная. Две сестры, одна из них (Вика Исакова) сильно пьет, другая о ней заботится: родителей у девушек нет. И все это через любовь и ненависть, пьющая сестра висит у моей героини как крест на шее, при этом они любят друг друга ужасно и ужасно ненавидят.
Я не знаю, добивалась ли хитрая Наташа Меркулова специально, чтобы съемочная команда была чисто женской, или это случайность, но благодаря этому нам удалось достичь какой-то невероятной близости и сплоченности.
У нас есть один эпизод, очень красивый. Я хочу, чтобы сестра протрезвела, засовываю ее под душ, и постепенно у нас возникает сцена нежности в ванной. Когда мы работали, то даже не задумывались, надо ли снимать белье — все было так естественно, кругом же одни женщины. Только потом поймали себя на мысли, что смотреть-то кино будут и мужчины тоже и, пожалуй, воспримут это как полноценную эротику.
У вас три сестры. Вы с ними близки?
Я очень близка со всеми своими сестрами. Но мы с каждой общаемся в разных тональностях, с кем-то больше, с кем-то меньше. Например, самая младшая моя сестра — тоже актриса, и, естественно, мы с ней больше обсуждаем каких-то профессиональных тем. При этом ко всем абсолютно испытываю очень нежные чувства. Когда люди рассказывают, как из-за каких-то конфликтов на годы потеряли связь с сестрами или братьями, для меня это настоящая трагедия, непостижимая.
Мама растила в вас ответственность по отношению к младшим?
Как ни странно, нет. Может быть, потому что, когда сестры были маленькими, я уже плотно занималась в театральной студии. В общем, не помню, чтобы мама попросила меня погулять с младшей сестрой или обременяла какой-то ответственностью.
А когда впервые почувствовали ответственность?Наверное, когда уже свои дети появились. А надо сказать, я своих детей долго не хотела. В нашей семье новые люди появлялись часто. Не успел обернуться, уже опять какой-то кулек очередной на подушке лежит. Но появились мои дети, а с ними и чувство ответственности.
Почти одновременно с «Очень женскими историями» у вас выходит театральная премьера на похожую тему. «Папа» Евгения Арье в «Современнике». Тоже про семью и ответственность.
Кстати, на днях Наташа Меркулова была у меня на спектакле и сказала, что «Папа» — это «Сестры» наоборот. Там я забочусь о сестре. Тут — об отце.
Говорят, что на проект вас лично пригласила сама Галина Борисовна Волчек?
Я не присутствовала при всех решениях и разговорах, но с Галиной Борисовной действительно встречалась. Она посмотрела «Палача» (продюсером сериала был как раз ее сын Денис Евстигнеев), и он ей понравился. Я помню, что, когда она говорила это, я испытывала ощущение, похожее на сон. Мне не верилось, что такие слова говорит мне сама Галина Борисовна Волчек.
Два года назад Галина Борисовна приглашала меня на ввод в другой спектакль, но мы не сошлись по графикам. А этим летом на меня вышел уже Сережа Гармаш и предложил работать в «Современнике». Так возник «Папа». И мы начали работать.
По сюжету пьесы трагедия вашей героини в том, что она вынуждена отдать отца в дом престарелых?
Да. Совершая этот поступок, она берет на себя, как мне кажется, очень большой грех. Да, тысячи людей в наши дни ежедневно принимают такое решение. И с формальной стороны вроде бы все логично. У нее карьера. А тут старик с деменцией, который ведет себя как дитя, но в этом нет никакого обаяния детского… Но все равно, я считаю, что нет таких обстоятельств, которые могли бы вынудить отдать родителей в «пансионат». Если говорить о моей героине, до этого момента между ней и отцом есть любовь и связь (пусть больная, пусть пополам с ненавистью, но она есть), а после никакой связи уже не остается. И с этим ощущением, с этой ошибкой она останется навсегда.
У вас был опыт общения с очень пожилыми родственниками?Конечно, у каждого из нас есть опыт общения с пожилыми родственниками, но именно такого опыта, как в пьесе «Папа», у меня нет. Но я относилась к персонажу, роль которого исполнял Сергей Гармаш, как к ребенку, поэтому, использовала скорее свой материнский опыт .
А вы со своими детьми близки?
Стараюсь, но это не всегда получается. Все такие разные. Мелкий, например, пока по любому поводу ко мне бежит и все выкладывает. А старшая дочка более закрытая. На самом деле я бы до смерти хотела, чтобы мы с ней были как близкие подруги.
Еще один недавний ваш фильм, который приходит на ум в связи с темой семьи, — «Выше неба» Оксаны Карас. Там вы мама с болезненным чувством контроля. Вам это чувство знакомо?
В кино я родительским контролем буквально не даю жить своему ребенку. Но в фильме очень хорошо видно, почему это происходит. Мою героиню не любит муж, и контроль — это искусственная попытка доказать свою нужность, собрать то, что все равно разрушится.
Лично я прошла путь от умеренно контролирующей мамы (с первыми детьми) до совсем не контролирующей. Сейчас мне даже нравится, что они меня не слушают в чем-то, высказывают свое личное мнение и делают так, как они хотят. Я понимаю, что учиться можно только на своих ошибках. Но от родительских страхов это не уберегает.
Знаете, когда я только начинала водить машину (а если вы когда-то учились водить в Москве, вы понимаете, о чем я), я приходила домой и выдыхала: «Фух, еще один день прожит. Спасибо, я жива». И вот Варе сейчас 14, и я каждый месяц так думаю: «Фух, 14 лет, ничего пока не произошло страшного». Будет 15, и я буду думать: «Фух, 15». И так весь переходный возраст.
Так или иначе, сказать, что я являюсь для своих детей абсолютным авторитетом, я не могу.
Как складывались ваши взаимоотношения с родителями в детстве?
Папа меня ругал один раз в 15 лет. Я пришла в три часа ночи домой, и он встретил меня с полотенцем в руках. Не шлепнул, но сказал, что если я так себя веду, значит, я не его дочь. Я ответила: «Что ж, значит, не его». Переходный период у меня был что надо.
А вообще, родители всегда невероятно нас поддерживали. Хвалили всегда. И сейчас так же происходит. Дождаться критики от родителей нереально. Если спросить мою маму, нравится ли ей роль, которую я играю, даже если она ужасная, мама скажет: «Да, конечно, да!».
И, честно говоря, мне кажется, это единственный правильный способ общения с детьми. Многие говорят: вот, потом он выйдет жизнь и получит по голове, пусть он будет готов. А я считаю, что быть готовым можно, только сполна напитавшись родительской любовью.
Против актерства ваши родители никогда не выступали?Вообще нет. Мама на все была согласна. Пойду я в Губкинский институт нефти и газа — хорошо. В театральный? Вообще прекрасно.
Если посмотреть на ваш творческий путь, то станет заметно, что вы как-то очень удачно проскочили мимо дешевых сериалов 2000‑х. Чего вашим коллегам избежать не удалось. С чем это связано?
Я начала сниматься в 2000 году. Сериалов тогда в принципе не снимали, снимали фильмы, поэтому начинала я сразу с кино. Многосерийные проекты появились чуть позже – сначала не очень высокого качества, потом сильнее, но мне уже не было необходимости проходить через них, чтобы попасть в полный метр.
В какой стране, кроме России, вы могли бы жить?
Мне очень нравится скандинавское кино. И очень манит Скандинавия, хотя я там никогда не была. Эти холодные загадочные страны так много прекрасного дали миру. Мне кажется, если я в ближайшее время не окажусь в Осло, то просто сойду с ума.
Норвегия — страна с развитым феминизмом, который отрицает в том числе деление на мужское и женское кино. Вы с этой позицией согласны?
Скорее да. Ведь если мы называем женское кино женским, мы как раз и отправляем его в категорию меньшинства, дискриминируем. И борьба за равенство в кино иногда перегибами оборачивается: например, на некоторых современных европейских фестивалях сейчас должно быть не меньше 40 %, кажется, фильмов, снятых женщинами. А если их нет столько талантливых?
А вообще, есть ли в кино дискриминация по гендерному признаку? Сталкиваются ли женщины с большими трудностями, чем мужчины, на ваш взгляд?
Есть дискриминация. И она историческая: персонажей мужских в кино больше, они ведущие, и так было всегда. Да, сейчас все меняется, но тенденция остается.
И потом разговор с возрастом у женщины совсем другой, чем у мужчины. И это тоже нужно понимать. Потому что состарившийся мужчина ничего не теряет, а порой только приобретает, а женщина, увы, все-таки теряет.
Не является ли это тоже навязанным стереотипом?
Я думаю, все-таки нет. Конечно, пока есть отношения между мужчиной и женщиной и есть сексуальность, эти потери минимальны. Но все равно в нас заложен некий биологический цикл, и страх возраста на определенном этапе там тоже появляется. Мне кажется, преодолеть его можно только отсутствием старения в принципе. И возможно, когда-то мы к этому придем. По крайней мере, ученые к этому стремятся. Но пока все, что мы можем, — это молодо выглядеть в нашем возрасте. Чего, кстати, не могли еще наши родители.
Есть методики, на которые вы возлагаете особые надежды?
Я делаю мезотерапию, витаминные комплексы, которые колют в лицо, этим пока ограничиваюсь. С опаской отношусь к слову «ботокс», хотя и понимаю, что это все-таки какое-то минимальное вмешательство, не меняющее внешность. Меня пугают не столько морщины, сколько методики, раз и навсегда меняющие нашу внешность. А еще я боюсь когда-нибудь сойти с ума и подсесть на какую-нибудь такую технологию, перестав отличать добро от зла.
Сейчас есть масса способов медицинских, которые помогают поддерживать здоровье лица и тела, я за них. Ну и, конечно, важно доверять врачу, с которым ты общаешься.
А вы можете сходу определить, хороший косметолог перед вами или нет?
Сходу нет, но есть признаки. Например, хорошо, когда тебе лишнего ничего не навязывают. У меня в этом плане косметолог замечательный. Я смотрю на себя в зеркало, прихожу к ней и говорю: «Надо что-то сделать, я недовольна тем-то и тем-то». А она мне отвечает: «Нет, Вика, у вас все прекрасно».
Что еще, кроме косметологии, помогает сохранить молодость?
Профессия. Есть масса ролей, которые я хотела бы сыграть в возрасте. Профессия вообще избавляет от страха одиночества, а страх перед старением — это ведь, по сути, страх одиночества, больше ничего. На территории профессии все в кайф. Недавно я снималась в сериале «Хозяйка горы» у Екатерины Двигубской, там большой временной отрезок, и в какой-то момент моя героиня в 65‑летнюю превращается. У меня не было такого: «Ой, ужас, я сейчас буду старуху играть». Хотя там гримировали серьезно.
В жизни все сложнее. Прежде всего из-за ощущения неизбежности и необратимости. Есть вещи, которых не избежать. Старость. Смерть.
Пожалуй, любовь — вот главное спасение от старости. Иметь рядом человека, который тебя любит в любом возрасте. Наверное, это и есть формула вечной жизни.
Блицопрос
Любимый композитор? Бетховен.Ваш аромат? Francis Kurkdjian Baccarat rouge 540.
Цвет? Белый. А хожу в черном.
Любимый современный писатель? Алексей Сальников.
Настольная книга? «Волшебная гора» Томаса Манна.
У кого из европейских режиссеров мечтали бы сняться? У Ларса фон Триера или Педро Альмодовара.
Последнее яркое киновпечатление? «1917» Сэма Мендеса. «Однажды в Голливуде» Квентина Тарантино.
Ваш вид спорта? Пилатес и силовые тренировки.
