Сложно найти двух людей, которые были бы так похожи и не похожи одновременно. Они смотрят на мир одинаковыми глазами редкой формы и видят два разных мира. Спорят до изнеможения и при этом оказываются невероятно схожи в важных вещах, сами того не замечая. Лика Нифонтова и Дарья Урсуляк — две актрисы и две мамы — рассказали о семье, красоте и счастье.
О характере и судьбе
Лика: Есть расхожая фраза: «Характер — это судьба». Это к Даше на 100 % относится. Она была в животе, и я уже знала, какой она вырастет. Я говорила мужу: «Легко не будет». Он не верил. Но так в итоге и оказалось. Даша все время была чем-то недовольна: выгибается, плачет, сидит у тебя на голове, невозможно уложить. Ты читаешь Спока и понимаешь, что не можешь ничего из этой модной книжки применить к своей дочери. Начинаешь постепенно принимать ее формы. Хорошо, что я довольно философски в силу своего темперамента ко всему относилась. Иначе бы я с вами здесь не сидела сейчас. Все говорят — это потому что работала в беременность. Да нет, причем тут это. Все работают до конца сейчас. Думаю, дочь просто пошла в дедушку. В моего отца, у него тяжелый характер был с самого детства. И она сразу была тяжелая, с самого младенчества хотела все делать по-своему. А нам ничего не оставалось, как растить ее в абсолютной любви и давать ей максимум свободы. В любом возрасте. Хочешь идти без шапки — иди. Ушла от молодого человека — всегда можешь вернуться, пожалуйста. Хочешь — приводи его в дом. Папа, конечно, повозмущается, но потом привыкнет, что делать.Дарья: Так говоришь, как будто я привожу все время кого-то.
Лика: Я о том, что не надо ограничивать ребенка, слишком привязывать его. Когда Даша начала жить отдельно, меня многие спрашивали: «Даша ушла, как ты?» Да нормально. Во-первых, она придет через 3 часа, будет на кухне у меня сидеть, есть борщ. И будет еще вынимать мозг — давай сходим туда или сюда. Мы не теряем связь. Даже сейчас, когда у нее своя семья, мы всегда на связи.
Дарья: Родители всегда очень интересовались моей жизнью, поэтому свободу они давали — да, но обязательно должны были знать, для чего эта свобода, как я буду ей распоряжаться.
Лика: А распоряжалась она лихо. Я не говорю про то, что в разгар учебы в РГГУ она бросила все и поступила в Щукинское училище — это уже она взрослая была. А вы представьте себе, что в седьмом классе, например, она поменяла школу. Нашла ее в Интернете и решила, что хочет учиться там. Не потому что у нее что-то не получалось в своей школе, а потому что она захотела развиваться. Человеку 13 лет было.
Дарья: Это был лицей 1525, гуманитарный факультет. Прекрасное место. Ни минуты не жалею, что туда поступила.
Лика: Да, туда ведь надо было еще поступить. И она это сделала, притом что класс был заполнен. Попала сама, закончила. Так что если «я сама» в детстве очень тяжело, потом это может вылиться в такие шаги, которые вызывают уважение. И не нужно на детей давить. Конечно, иногда очень хочется помочь. Мне, например, сейчас, когда у нее Ульяна появилась, очень хочется порой ей что-то подсказать. Но она не допускает, она сама все знает. И хорошо, я считаю.
О приоритетах 
Дарья: Наверное, мало кто так готовится к появлению ребенка, как готовилась я. И мало кто оказывается настолько неподготовленным. Ульяне уже больше года, а я до сих пор привыкаю и адаптируюсь к новой жизни. Посттравматический синдром в моем случае проявляет себя во всей красе. Что касается приоритетов, в моей жизни второго варианта быть не может: хорошо должно быть в первую очередь моей дочери. И точка. Говорят, ребенок должен вписываться в жизнь родителей. Но это не мой случай. Я вообще считаю, что в идеале женщина не обязана выбирать что-то одно. Но этапами что-то неизбежно выходит на первый план, где-то ты сейчас нужнее: дома или на работе. Я это стараюсь отслеживать. Творчество, конечно, бессмертно, но, откровенно говоря, я понимаю: будущее — в детях, и продолжение твое — тоже в них.
Лика: У меня семья тоже всегда была на первом плане. Есть работа — хорошо, нет — есть вещи поважнее. И до сих пор так. Если этого потребует семья, если я почувствую, что работа мешает гармонии в доме, я не задумываясь откажусь от любой роли.
Дарья: И я сейчас очень хорошо понимаю, почему мама так говорит. Наша профессия дает невероятные ощущения, но то, что ты переживаешь с ребенком, каким-то непостижимым образом все равно острее и мощнее.
Лика: Согласна на сто процентов!
О выборе ролей
Лика: За 32 года работы в своем родном театре «Сатирикон» я ни разу не работала «на стороне». Как-то всегда этого боялась, видимо, я человек такой: мне хорошо, и слава богу. А вот недавно решилась попробовать поработать в другом пространстве — в театре «Модерн» с Юрой Грымовым. Он поставил пьесу «Матрешки на округлости земли». Автор — аноним, у нас даже на программке, где обычно пишут имя драматурга, — прочерк. Это ретроистория, действие происходит в 70–80-е годы. Я почитала текст, и мне он очень понравился. В нем есть судьбы, которые интересно играть.Мою героиню зовут Матрешка-космонавт. Фокуса никакого нет, она действительно космонавт. А Матрешка она, потому что, по мысли автора, все женщины в своем роде матрешки, открываешь — там еще одна, открываешь — там еще… В этой пьесе Матрешек три. Сначала они все встречаются, а потом мы оказываемся с каждой из них на том свете… Каждая попадает туда, чтобы что-то исправить. Кто-то, как моя героиня, — встретиться с мужем и попросить прощения. Кто-то — чтобы воссоединиться с сыном или любимым. В общем, это такая притча, очень пронзительная, светлая.
Дарья: У меня в отличие от мамы беспорядочные рабочие связи. Мне не приходится говорить нет. Я на все согласна. Если говорить о предстоящей работе, то весной начнутся репетиции нового спектакля Егора Перегудова «Дон Жуан» по Мольеру, там у меня две роли. Но чем больше, тем лучше.
О спорах
Лика: Даша живет в споре, а я спор ненавижу, и мне легче с ней согласиться. Такой диалог у нас. При этом говорим мы на все темы, у нас нет табу, которые мы не затрагиваем. Другой вопрос, что практически ни в чем не сходимся.Дарья: Говорят, что спор — это поиск истины. Но я с мамой истину не ищу. Не пытаюсь: вот сейчас мы нащупаем, нащупаем… Я понимаю, что ее ничто не собьет с генеральной линии. Мне нормально, что она смотрит на вещи по-другому. По сути, это не так важно.
Лика: Она, кстати, и с мужем спорит. Вы спросите, с кем не спорит.
Дарья: С папой!
Лика: Не морочь мне голову!
Дарья: В творческих вопросах мы с папой совпадаем. В человеческих — нет. И с мужем в оценках каких-то вещей я часто бываю согласна, во всем остальном — не очень. Но нельзя же вечно конфликтовать с людьми. Приходится принимать их, бедненьких, такими, какие они есть. (Смеется.)
О семейных секретах красоты
Дарья: В детстве я могла часами копаться в маминой косметичке, перебирала тени, помады… Тренировала мелкую моторику.Лика: Она приезжала после школы ко мне в театр, забиралась в гримерку и начинала шуровать. Мне нужно к спектаклю готовиться, а она сидит и красится перед зеркалом. Попробуй ее сдвинь. Даже фотографии есть, как Даша гримируется, а мама ждет своей очереди.
Дарья: Главный секрет красоты, который мама мне передала, — это то, что с собой нужно что-то делать. Нужно за собой ухаживать в любом возрасте. Помню, я совсем маленькая была, мы ездили к Розе, маминому косметологу, я смотрела, как она смешивает какие-то крема, делает маски. Со временем мы уже вместе стали ходить к одному и тому же специалисту. И сейчас, если я что-то захочу сделать с лицом, обязательно сначала посоветуюсь с мамой.
А еще у нас с мамой одинаковая форма век, и красить правильно глаза я научилась тоже благодаря ей.
Лика: Здесь ничего сложного нет. Если веки тяжелые, их можно немного приподнять, создав темно-бежевую или коричневую дымку. Очень легкую, и лицо уже совсем по-другому будет выглядеть.
Дарья: Я, кстати, очень люблю эту форму. Мне кажется, она придает лицу эффект содержательности.
Лика: К тому же она какая-то нездешняя, европеоидная, нечасто встречается в нашей стране.
О путешествиях
Лика: Куда бы мы ни поехали, Даша все время с нами была. Даже не обсуждалось, чтобы мы куда-то отправились без нее. Сначала колесили по Союзу, потом, когда небольшие деньги появились и ей было уже года три-четыре, поехали в Турцию. В пять лет — в Тунис. Вообще, ездили много. Сейчас, конечно, это в прошлом: у нее своя семья, и они теперь сами путешествуют.Дарья: Ульяна в первый раз поехала с нами, когда ей было семь месяцев. Я снималась в Крыму, и она два месяца провела со мной. Потом было лето в Черногории. Так что в плане поездок я, наверное, продолжаю семейные традиции.
О счастье
Лика: Для меня счастье — это когда у меня заканчивается работа, которую я сделала хорошо. И все мои родные здоровы — вот тогда я ощущаю гармонию.Дарья: А для меня счастье — это, наверное, то, что уже прошло. Когда оно тут, я его часто не замечаю. Хотя вчера вот я легла с Ульяной вечером спать, прижалась к ней и думаю: «Вот кайф!» Так что нет, иногда счастье все-таки удается почувствовать.
Лика: Я думаю, Даша лукавит. И таких моментов, как полежать в обнимку с дочкой, она может много вспомнить. Помню, мы были с ней на гастролях в Бразилии, и она произнесла фразу, которая мне очень понравилась. Она вдруг сказала: «Счастье пробежало». Это было очень точно, и это говорит о том, что Даша чувствует жизнь, замечает ее.
Вот муж у меня реально не ощущает счастья. Счастье пробежало — это не к нему. Сережа, даже когда все хорошо, подумает: «Если сейчас хорошо, значит, потом будет еще хуже». (Смеется.) Он живет с ощущением бесконечной ностальгии… Но это и дает ему пищу для работы.
О конечности жизни
Дарья: С годами трагедии начинают как-то острее восприниматься. В детстве упал где-то самолет — и ничего, ты до конца даже не понимаешь, что произошло, а с возрастом за этим видишь конкретных людей: чья это была мама, чей сын, отец, ребенок. И очень страшно становится. Хотя в последние месяцы, после появления Ульяны, я в целях самосохранения учусь жить по-другому. Пытаюсь ограничивать свою зону ответственности и беспокойства семьей. И стараюсь, чтобы никто и ничто извне в меня не попадало.Лика: Чувствую, я в эту «зону ответственности» не попадаю.
Дарья: Попадаешь, мамочка, не беспокойся!
Лика: Я, как человек верующий, всегда довольно спокойно относилась к смерти, понимала, что это всего лишь переход. Пока не потеряла папу. Не думала, что будет так тяжело. Вроде бы и не жили вместе, и характер сложный, а все равно очень тяжело. Для человека, который остается, трудно осознание, что вы никогда в этой жизни уже не увидитесь. И ты уже взрослый человек, а думаешь: «А как я без папы?» Потому что, пока живы твои мама и папа, какая-то защита над тобой есть. Понятно, что ты уже у них давно главный, ты их защищаешь. Но это понятно по быту, а так ты все равно дитя. До тех пор, пока у человека есть родители, он остается ребенком.
