От разговора с этой актрисой ощущение как от визита к опытному психоаналитику... Может быть, дело в том, что она с девятого класса ведет дневник и любит покопаться в себе? Красавица Юлия Пересильд — думающий человек, и это делает каждую ее роль в театре и кино особенной. Между летними премьерами мы побеседовали о важном.

Юля, давайте начнем с вашей театральной премьеры — «Грозы» Островского на сцене Театра наций. Почему и сегодня история Катерины актуальна?

Ю. П.: Есть несколько вещей, на которые можно смотреть бесконечно: как человек работает, как горит огонь, как твой знакомый совершает грехопадение. Отсюда вся желтая пресса, потому что это всегда было интересно: как человек, особенно праведный, как Катерина, оступается… Но наш режиссер Женя Марчелли, мне кажется, вычленил еще одну очень интересную линию — любви Бориса и Екатерины. У Катерины все строится через это. Любовь ее накрывает. Она говорит, что потеряла волю, но на самом деле в своей любви она бесконечно свободный человек.

В этом смысле она близка Анне Карениной?

Ю. П.: Для меня — абсолютно, это близкие героини. Свободные, одержимые любовью, разрушающие оковы, рамки, приличия. Да, обе в итоге приносят себя в жертву. Кстати, у нас в «Грозе» Катерина не топится, она улетает, как птица. Потому что главное не ее страдания, а то, что ей здесь не место.

В спектакле Бориса и Тихона играет один и тот же человек — это про привычку женщин выбирать одинаковых мужчин?

Ю. П.: Да, проблема таких женщин, как Катерина, — влюбляться в одного и того же человека, наступать на одни и те же грабли. И третий мужчина, если бы он появился в ее жизни, уверена, был бы таким же.

Тот момент, когда по кругу существуешь и все твои любови наносят одинаковые раны, — он мне по-женски очень понятен.

Что с этим делать?

Ю. П.: Безусловно, есть психотерапевты, которые с подобным работают, но глобально, мне кажется, тут ничего нельзя поделать. Просто есть такие натуры, как Катерина, как Каренина, у которых при слове «любовь» все отходит на второй план. Единственное, мне кажется, что Катерину дети, может быть, могли бы еще удержать. А для Карениной  даже они не смогли остановить фатальный поезд. Потому что, с моей точки зрения, она сама и есть этот самый поезд, который несется… Бесконечно свободный и страшный.

А для вас свобода — это что?

Ю. П.: Для меня это очень важное слово. Без ощущения свободы я просто умираю. При этом понимаю, что «хочу сейчас спрыгнуть с крыши» или «разденусь догола и буду бегать как дурак» — это все что угодно, только не свобода. Вседозволенность. Попытка кому-то или себе что-то доказать. А свобода... Это возможность заниматься тем, чем хочется. Говорить то, что думаешь. Не ради показухи или потому что так модно, а потому что тебе действительно есть что сказать. Свобода любви… А еще — умение прислушиваться к самому себе, к тому, чего ты по-настоящему хочешь. Потому что
истинная свобода идет только от тебя самого и не может быть ориентирована на других. Вот когда сам с собой честно разговариваешь — это свобода.

Что вам позволяет вести такой искренний диалог с самой собой?

Ю. П.: В моем случае обычно проблемы, беды, переживания —  они возвращают к себе. Когда что-то происходит — серьезно оступаешься или совершаешь какую-то ошибку, — в этот момент и случается этот диалог. Актеру он жизненно необходим. Это то, без чего невозможно в актерском пространстве, иначе оно тебя очень быстро раздавит.

Даже в моем кругу — вроде все люди думающие — очень много потерявших связь с собой. 

А какие люди вас привлекают? 

Ю. П.: Вот раньше были такие хорошие слова, как «честь», «достоинство», «слово». «Он дал слово». Или «дело чести». Или «вот какой благородный человек»! О чем это вообще? Эти понятия ушли из обихода. Но люди, для которых они еще существуют, есть. Их мало. Но когда я их встречаю, за них цепляюсь и стараюсь из вида не терять.

У вас есть ностальгия по временам, когда эти слова чаще звучали?

Ю. П.: Знаете, вообще я стараюсь не жалеть о прошлом — своем собственном или каком-то абстрактном. Потому что каждый день может быть последним. А раз так, стоит жить сегодняшним днем. Кто-то назовет это «синдромом менеджера», но вечером, чтобы поднять себе настроение, я стараюсь вспомнить, что сделала за день. В большинстве случаев понимаю, что сделала максимум того, что могла. От этого становится очень хорошо.

Как вам удается все успевать?

Ю. П.: Однажды подсмотрела за одним человеком, который очень много делает в жизни, — как он ведет дела. Вот, например, идет беседа, в процессе которой он вспоминает: надо позвонить Володе. Тут же набирает номер: «Здравствуйте, Володя…». То есть как только приходит идея, ты тут же ее реализуешь. Не откладываешь дело на вечер, чтобы весь день держать его в голове, устать от этих мыслей и в конце концов еще и забыть сделать звонок. А сразу при появлении идеи предпринимаешь шаги для ее реализации. А вообще, чтобы не забывать о важном, я веду дневники, с девятого класса все записываю — от планов до текущих проблем. Потому что, когда проблему сформулируешь на бумаге, она сразу в разы менее серьезной становится.

Говорят, человек становится взрослым, когда перестает мечтать и начинает строить планы… У вас этот момент наступил?

Ю. П.: Мне кажется, между мечтами и строительством планов — пропасть. Мечтать я люблю с детства. Помню, придя из школы и сделав уроки,  всегда старалась прилечь на какое-то время, чтобы помечтать. Это были совсем не планы, а именно мечты, фантазии, путешествия в другие миры. Это и сейчас помогает мне расслабиться. А планы — это конкретика. Четко знать, что я через месяц еду туда-то, через год выплачиваю кредит за квартиру, покупаю машину… Мне кажется, что мечты гораздо более действенны, чем планы. В мечты я верю, в планы — нет. Не даром говорят: расскажи Богу о своих планах. А мечты… 90 % мечтаний, которые были у меня в юности, сбылись. И я точно знаю: если я решу для себя, что только так, и настрою планов, это никогда не реализуется. Надо просто спокойно хотеть и не конкретно, а в целом, что ли….

Не напрягать Вселенную…

Ю. П.: Да, вот это спокойное хотение — именно оно, мне кажется, самое действенное. Конечно, при этом надо что-то делать. Не сидеть и не ждать у окна, что приплывут алые паруса. Они, может, и приплывут, но только если приложить массу усилий.

Кроме того, чтобы стать актрисой, что еще было в детских мечтах?

Ю. П.: Мне всегда хотелось ощущать, что я могу помогать людям. Даже актрисой не так сильно хотела стать. Просто всегда любила сцену, зрителей, адреналин перед спектаклем. Но то, что я планировала стать актрисой, – такого не было. А вот помогать хотела. Поэтому и в медицинский в какой-то момент хотела поступать, и в МЧС… И вот интересно, все равно судьба так распорядилась, что мечту свою я реализовала в фонде «Галчонок».

Знаете, это такое наркотическое ощущение, что ты можешь для кого-то что-то сделать, такой дурман радостный. Он бывает очень нервным, больным, обидным, особенно когда какие-то люди вдруг начинают судачить. Если кто-то скажет: «Она не талантливая актриса», меня это, скорее всего, не тронет. А вот когда говорят: «Она пиарит себя с помощью фонда…» — вот от таких слов плакать хочется.

Благотворительность, на ваш взгляд, не должна быть анонимной? Она может быть публичной?

Ю. П.: На сегодняшний день благодаря таким людям, как Чулпан Хаматова, Ксения Раппопорт, Женя Миронов, благотворительность в нашей стране вышла на такой этап, что основные сборы — это не крупные суммы от состоятельных людей, а многочисленные пожертвования в размере от 100 до 1000 рублей. А это получается благодаря тому, что благотворительные проекты представляют именно известные, публичные люди.

Я даже по себе могу судить. Всегда помогаю только тем фондам, за которыми, знаю, стоят проверенные люди, которые контролируют ситуацию. И этот момент — своего рода гарантия качества. На тебя, конечно, ложится огромная ответственность. Благотворительность — это еще одна профессия, которую сейчас осваиваю.

Как повлияла на вас, на ваши материнские чувства работа с особенными детьми в фонде «Галчонок»? 

Ю. П.: Один из наших проектов называется «Социализация». Вот за него я, как мать, особенно переживаю. Потому что на самом деле в глобальном смысле это нужно не особенным детям, а детям обычным. До тех пор, пока родители будут за руку утаскивать своих детей из песочницы при появлении особенного ребенка, — до тех пор наше общество будет оставаться глобально больным. Вот я приезжаю в Берлин. Там есть время, когда в магазины отправляются только люди на инвалидных колясках, а все остальные берлинцы — нет. Из чувства толерантности. Понятно, что людям на колясках сложно совершать покупки, когда в магазинах толпы. Или, например, мы приходим в Нью-Йорке в бар Rum House, а там какая-то дискотека, музыка, такой клубешник, и вдруг я вижу за столиком двух женщин на колясках. Они пьют пиво, смеются, разговаривают. В этот момент мне становится так обидно за родину. Потому что я понимаю: если бы они в России приехали в ночной клуб, это был бы нонсенс, все были бы шокированы, а в Нью-Йорке люди даже внимания не обращают…. Их с детства приучили к тому, что рядом такие же люди, как они.

Как вообще воспитываете детей?

Ю. П.: Я отношусь к категории мам ищущих… Постоянно советуюсь с психологом, читаю книги. Мне кажется, сейчас мамой быть сложно. У детей нет личного пространства, они растут под колпаком и вынуждены вести себя так, как от них ожидают. Это тяжело, отсюда столько депрессий, срывов. Я своих детей вынуждена ограничивать, но хочу, чтобы они росли свободными. Не создаю им тепличных условий, они ходят в обычную школу и обычный детский сад. Хотелось бы научить их общаться с представителями разных слоев общества. В остальном не знаю, чему еще их учить.

Верю в то, что максимум в человеке заложен уже при рождении. Вот я, например, четко помню себя с пятилетнего возраста — средняя группа детского сада. И мои размышления тогда и сейчас мало чем различаются. Наверное, сейчас больше знаний и опыта, но видение мира не сильно изменилось.

Вы фанат ароматов. Запахи помогают перенестись в прошлое? Беззаботное детсадовское время чем пахло?

Ю. П.: Да, для меня запах — это сразу или человек, или место, или время. Запах детского сада? Его ни с чем не перепутаешь, так пахнет творожная запеканка. Запах школы — это запах лакированных полов, краски, лака. Или запах дедушки… Он, помню, все время суп какой-то варил, и от него пахло этим супом, очень вкусным. Аромат яблок для варенья — это ощущение деревни для меня. Сцена в «Евгении Онегине», когда варят яблочное варенье, — для меня это картина нашего дома деревенского.
С парфюмерией так же. Например, аромат Геза Шоена Molecule 01 — это запах студенчества, третий-четвертый курс института...

А сейчас вы под знаком какого аромата живете?

Ю. П.: Ex Nihilo Fleur Narcotique — очень сложный аромат. Люблю непростые композиции.    

Что еще вас так заводит?

Ю. П.: Мне легче сказать,  что меня не заводит. Я очень заводной человек и благодарна маме, папе, Богу, что они меня наделили таким характером. Нет чего-то, чего бы я не хотела. Я хотела бы столькому научиться! У меня есть мечта, например, поступить в мединститут на нейропсихологию или неврологию. Понимаю, что это безумие, но все равно хочу. Конечно, из-за того, что я так много всего хочу, иногда обнаруживаю себя уставшей и ничего не успевающей. Люблю музыку, но мало ее слушаю, так как нет времени. Люблю театр как зритель, но не всегда успеваю туда ходить.  Люблю иностранные языки…

А уход за собой вызывает такое чувство азарта?

Ю. П.: Пока в меньшей степени.
У меня есть подруга-косметолог, которая какие-то вещи отслеживает, она мне периодически говорит, какую маску сделать, на какой пилинг записаться. Периодически делаю чистки, мне нравится процедура Jet Peel. На более серьезные процедуры пока не готова. Надо подрасти. Хотя уважаю женщин, которые и за собой идеально следят, и параллельно еще много чего успевают. Меня на это пока не хватает. Хотя к 30 годам я на какие-то вещи начинаю обращать внимание. Умные женщины мне говорят: главное, к 50 не прийти развалюхой. Если к этому возрасту у тебя нет базы, то дальше уже ничего нельзя поделать... Но до 50 еще немного времени есть. Конечно, здорово спортом заниматься, если есть время.

А какие виды нагрузки вам нравятся?

Ю. П.: Я все время делаю массажи, понимаю, что, если не сделаю массаж после спектакля, сдохну. Заниматься два часа спортом — на беговой дорожке, в бассейне, в зале — я никогда не смогу, жутко скучно, и у меня никогда столько времени не будет. Но несколько раз ходила на сайкл, и это мне очень понравилось. Всего 45 минут, нагрузка интенсивная, ритм меняется. То, что мне нужно. Я вообще люблю движение. Если я в городе, все время бегу — до метро, из театра. А дорога от театра на Бронной до Театра наций — вообще мой обычный пеший маршрут.

Вы совсем не любите ездить на автомобиле? 

Ю. П.: Нет. Бывает, когда у меня нет сил или надо 15 звонков сделать, тогда сажусь в машину. Метро удобнее — берешь книжку и едешь. Потом, это повод что-то заметить, на людей посмотреть. Отрываться от действительности очень опасно. Особенно для артиста. Нельзя думать, что живешь в мире, где все ходят на лабутенах, пьют кислородные коктейли и безлактозное молоко. Потому что это неправда. Есть люди, которые вообще не знают, что будут есть на ужин. И они не становятся от этого хуже.

Подозреваю, что вы не увлекаетесь безлактозным молоком...  

Ю. П.: Нет, но я точно знаю, что если не ем мясо и яйца, молоко, я летаю. Мне легко, хорошо. Но я не могу придумать себе мотивацию, чтобы отказаться от этих продуктов. Великий и иногда Рождественский посты — вот серьезный мотив для меня. А в остальное время не получается себя заставить. Обычно стресс заедают, но мне кажется, чтобы справиться с напряженной ситуацией, надо, наоборот, не есть. И не принимать алкоголь. Для меня идеально так: когда тебе хорошо — выпивать, когда плохо — пить воду. Много чистой воды.

Как любите отдыхать?

Ю. П.: Мой тип отдыха — это отели для пожилых немцев. Я как-то попросила свою подругу выбрать мне какой-нибудь тихий отель в Италии. Чтобы никакого шума, никаких караоке, а Новый год на дворе — задача почти невыполнимая. Ей удалось найти такую гостиницу. Приезжаем. Тихо, красиво, людей не видно. И вот новогодний ужин. Мы выходим с детьми, и я понимаю, что 80 лет — молодежь в этом отеле. Все остальные – это люди, которые явно видели Гитлера. Очень красивые, в каких-то бархатных платьях, бусах, но у меня было ощущение, что я попала на бал вампиров. При этом все, как мне хотелось: классическая музыка, тихие разговоры, предупредительные официанты… В общем, я попала в свою мечту. Но она была несколько страшная.

Что пожелаете читателям «Красоты и Здоровья»?

Ю. П.: Помнить, что решение любой проблемы — в нас самих. Когда в жизни что-то случается, я тоже сначала частенько пытаюсь обвинить мир вокруг. Но когда так происходит, ты не решаешь проблему, а просто закрываешься. Но как только находишь силы обнаружить причину в себе, решение тут же находится.